Концепция целостного организма в его окружении все это включает.
Гештальтистская концепция «Я» как системы границы контакта с окружением и осознавания этой границы является важнейшим дополнением психоаналитической концепции Эго. Подчеркнуты различия между актуализацией себя и актуализацией Я-образа. Гештальтистская концепция мотивации — это унитарная концепция, почти идентичная другим подобным концепциям (Combs & Snygg, 1959; Rogers, 1951). Признание того, что потребности возникают в порядке важности для процесса самоактуализации, позволяет преодолеть проблему, с которой столкнулась теория иерархии Маслоу (Maslow, 1969), точно так же, как это предложил Паттерсон (Patterson, 1964). Подобно клиент-центрированному подходу, гештальт-терапия феноменологична по своей ориентации. Она признает, что человек создает субъективный (и фактически реальный) мир в соответствии со своими интересами и потребностями. На самом деле значение имеет не внешняя, а только внутренняя реальность.
Еще одним сходством с клиент-центрированным подходом служит параллель между саморегуляцией организма и роджеровской концепцией целостной реакции организма на феноменальное поле. Существует также параллель с роджеровской концепцией полностью функционирующего человека, открытого всем переживаниям, способного отразить эти переживания в осознавании, а также способного переживать себя как локус оценивания, когда процесс оценивания происходит в самом организме, а не в окружении. Разработанная Перлзом концепция интроекции ценностей («нападающее» Эго) обладает сходством с роджеровской концепцией неконгруэнтности как результата смены местоположения локуса оценки, который в детстве располагался в самом индивиде, но под влиянием чужих (родительских) представлений о ценности сместился вовне. Наконец, обнаруживается близкое сходство целей клиент-центрированной терапии и гештальт-терапии: осознавание у клиента, ведущее к процессу самоактуализации.
Теория Перлза выглядит довольно привлекательно; мало что в ней можно отвергнуть, мало с чем можно резко разойтись. Можно задать вопрос относительно применения теории: являются ли методы и техники гештальт-терапии обязательными следствиями теории, действительно ли они необходимы и наиболее действенны для достижения целей гештальт-терапии без нежелательных побочных эффектов? Здесь-то и возникают сомнения.
Проблема главным образом возникает в связи с отсутствием систематического анализа гештальт-терапии в той ее части, которая касается связи с теорией. Следовательно, приходится опираться на описание методов, фрагменты сессий и примеры, чтобы понять суть происходящего. Значительная часть этого материала взята из проведенных Перлзом семинаров. Вместе с тем, как указывают Полстеры (Polsters, 1973): «Когда работает мастер, крайне трудно различить, где кончается стиль и начинается теория, поддерживающая этот стиль» (р. 286). Трудно, если вообще возможно, отделить метод от человека, суть от стиля. Перлз был, как он сам признавал, шоуменом. В своей автобиографической книге он писал: «Я чувствую себя лучше всего, когда могу быть центральной фигурой, могу демонстрировать свое умение быстро проникнуть в суть человека и его затруднения» (Perls, 1969b). Перлз (Perls, 1969b) был в высшей степени самоуверенным человеком: «Полагаю, что являюсь лучшим психотерапевтом, занимающимся неврозами, в Соединенных Штатах, а может быть и в мире. Это отдает манией величия. Но я действительно готов и желаю подвергнуть свою работу любой исследовательской проверке».
К сожалению, кроме торжественных заявлений, поддержать притязания Перлза нечем. Его короткие демонстрации часто производили сильное впечатление. Они, как и отзывы свидетелей, иногда кажутся чудом, однако нет фактических данных об устойчивости и ценности сильных эмоциональных переживаний участников семинаров. Те, кто знал Перлза и видел его в работе, отдают ему должное как эффективному терапевту. Кемплер (Kempler, 1973), например, писал, что «его умение заключалось в удивительной способности воспринимать поведение и влиять на него. Его собственное поведение было провокационным, вызывающим и вселяющим воодушевление. У людей после встречи с ним нередко возникало ощущение большей цельности». Однако сам Перлз явно сомневался в собственной эффективности. Сразу же после утверждения о своей эффективности как психотерапевта, он отмечает: «В то же время я вынужден признать, что не могу исцелить всякого, что так называемые чудесные исцеления хотя и зрелищны, но не многого стоят с экзистенциальной точки зрения» (Perls, 1969b).
Шеферд (Shepherd, 1970) предостерегал против веры в то, что гештальт-терапия сулит «мгновенное исцеление», на основании порой драматических эффектов во время кратких демонстраций. Пока не ясно, каково происхождение подобных эффектов. По-видимому, воздействие личности Перлза, его репутации, уверенности в себе, техник наряду с установками и ожиданиями участников, или «пациентов», как он их называл, оказывало мощный плацебо-эффект. Кемплер, лично знавший Перлза, писал (Kempler, 1973):
«Ни в коей мере поведение Перлза не может быть названо «Я» (в контексте «я и ты»). Он был кукольником, манипулятором, руководителем. Всякое предложение Перлзу взглянуть на свое собственное поведение наталкивалось на рекомендацию участнику рассмотреть Его Собственные мотивы данного предложения. Несомненно, Перлз делал свое дело мастерски, однако всегда чего-то недоставало. Недоставало личности самого Перлза» (р. 280).
Кроме того, следует помнить, что «пациенты», с которыми он работал во время своих демонстраций, были в основном профессионалами. Вероятно, они были людьми, для которых гештальт-терапия наиболее эффективна: «чрезвычайно социализированные, сдержанные, ограниченные люди — часто описываемые как невротичные, фобические, перфекционалистские, неэффективные, подавленные и т. д. — чье функционирование ограничено или непоследовательно, главным образом в силу внутренних ограничений, а радость жизни у них минимальна» (Shepherd, 1970, р. 235); другими словами, это, по сути, «нормальные» люди, однако заторможенные, придавленные своим интеллектом.
Во многих случаях, результаты создавались или провоцировались самим терапевтом, отчасти путем суггестии, а не достигались пациентом спонтанно. Есть что-то искусственное, насильственное в том, что пациенты пытались угадать, чего хочет Перлз, чтобы затем ему повиноваться. Иногда Перлз даже не слушал пациента, а ждал или манипулировал, чтобы проявился раскол, а затем начинал диалог «пустого стула». Это придавало представлению вид техничного вмешательства. Перлз избегал трюков и игр, хотя его демонстрации были к ним опасно близки. В своем обзоре избранных публикаций под заголовком «Gestalt TherapyNow» Стоун (Stone, 1971) указывал, что «наиболее непривлекательным аспектом терапии Перлза является то, что он и его последователи иногда явно играли людьми, вместо того чтобы играть вместе с ними». Хотя мы не заходим так далеко в своих оценках, психотерапевт действительно зачастую играет с пациентом в игры типа «угадай-ка».
Перлз имел все основания беспокоиться об увлеченности техниками без знания соответствующей теории. Гештальтистские техники получили широкое распространение, были подхвачены терапевтами без четкой теоретической ориентации или пополнили арсенал других школ, в частности трансакционного анализа Берна. Кемплер (Kempler, 1973) отмечал, что «величайшей опасностью для движения является психотерапевт-трюкач, тактик…. Многие ученики, жаждущие научения и искушенные в гимнастике для ума, увлеклись тактикой, выучились противостоять людям с помощью тактических приемов, появившихся с легкой руки Перлза, и считают себя гештальт-терапевтами».
На одном из семинаров Перлза был задан такой вопрос:
«Доктор Перлз, будьте добры, поясните, что такое гештальт-терапия. Вы сказали, что это сродни процессу открытия. Я полагаю, что люди способны подстроиться, чтобы оправдать ожидания психотерапевта. Так, я сижу здесь и наблюдаю за тем, как все друг за другом обнаруживают в себе полярности, конфликт сил, и мне кажется, что я тоже с этим справлюсь. Вместе с тем я не знаю, насколько спонтанным это будет, но уверен, что мне это покажется спонтанным. Вы имеете большой опыт общения с людьми; как вам кажется, мы подстраиваемся под вас или же вы нас открываете? (На что Перлз (Perls, 1969a) ответил: Не знаю)» (pp. 214-215).
Хотя до сих пор наши критические замечания адресовались Перлзу, важно отдавать себе отчет в том, что гештальтистская теория и терапия — это не только Перлз, гештальт-терапевты могут сильно различаться в методах своей работы, да и гештальт-терапия, несомненно, претерпела за эти годы заметные изменения. Так, Симкин и Йонтеф (Simkin & Yontef, 1984) утверждают, что
«в практике гештальт-терапии проявляется тенденция к большей мягкости, большему самовыражению со стороны психотерапевта, большему акценту на диалоге, меньшему использованию стереотипных техник,… усиленному использованию группового процесса… пациент имеет больше шансов встретить… мягкую манеру психотерапевта себя вести, большее доверие к феноменологии пациента, более явную работу с психодинамическими темами» (р. 287).
Эта точка зрения недавно подтверждена другими авторами (Rice & Greenberg, 1992).
«Гештальт-терапия также претерпевает любопытные изменения, одно из которых состоит в том, что отношениям «я—ты» придается значения больше, чем использованию техник. Кроме того, проявляется растущий интерес к Я-психологии, признается важность эмпатии для создания целительного окружения (Yontef, 1981). Интересным достижением представляется развитие… межличностного взгляда в гештальт-терапии» (р. 217).
Итак, относительное невнимание к взаимоотношениям между людьми, присущее раннему гештальтистскому мышлению, переросло в фокусирование на этих взаимоотношениях. По-видимому, это наиболее серьезная модификация гештальт-терапии за последние годы. По нашему мнению, это позитивное изменение.
Гештальтистская теория в настоящее время поддерживается и развивается в США и Европе сетью крупнейших учебных институтов. Например, такие институты существуют в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Кливленде и Атланте, там обучаются многие из тех, кто хотел бы стать гештальт-терапевтами. Журнал Gestalt Journal Давно является главным источником статей о гештальт-терапии. Журнал British Gestalt Journal Начал издаваться в 1991 г. Такие клиницисты, как Эрвин Полстер (Erving Polster, 1987, 1992), Мириам Полстер (Miriam Polster, 1987), Джозеф Зинкер (Joseph Zinker, 1977) и другие (например, Edwin Nevis, 1987) продолжают развивать и достойно представлять гештальтистский подход.
А как насчет исследований эффективности гештальт-терапии? Сам Перлз не делал заявлений о сенсационном успехе гештальт-терапии. На вопрос «Где ваши доказательства?» Перлз ответил в 1951 г.:
«Нашим стандартным ответом будет то, что все наши доказательства вы можете Проверить на себе в терминах вашего собственного поведения, Однако если У вас характер экспериментатора,… это вас не удовлетворит и вы потребуете «объективных данных» вербального толка, прежде чем сделать хотя бы один невербальный шаг процедуры» (Perls et al., 1951, p. 7).
Спустя десятилетия некоторые из этих соображений высказали другие авторы (Yontef & Simkin, 1989): «Гештальт-терапевты неподвластны влиянию… номотетической исследовательской методологии. Ни один статистический подход не скажет конкретному пациенту или психотерапевту, какие методы лучше применить в данном случае. Что годится для большинства, не всегда работает в конкретном случае» (р. 347).
Все же некоторые интересные исследования, посвященные гештальт-терапии, были выполнены, и нам бы хотелось сообщить об их результатах. В частности, наиболее систематическая попытка изучить гештальт-терапию была предпринята Гринбергом, одним из выдающихся современных исследователей. В серии работ (Greenberg, 1979, 1980; Greenberg & Clarke, 1979; Greenberg & Dompierre, 1981; Greenberg & Higgins, 1980; Greenberg & Rice, 1981; Greenberg & Webster, 1982; cp. Greenberg, Rice, Rennie & Toukmanian, 1991) он исследовал влияние диалога «двух стульев» на разрешение конфликта. «Эти исследования показали, что диалог "двух стульев" оказался более эффективным, чем использование эмпатической рефлексии для фасилитации разрешения конкретных конфликтов, если судить по глубине переживаний на сессии и постсессионных сообщений клиента, а также по достижению цели» (Greenberg, 1984, pp. 102-103).
Гринберг (Paivio & Greenberg, 1992; Singh & Greenberg, 1992) и другие (например, Beutler et al, 1987) также изучили влияние диалога «пустого стула» на работу с незавершенными делами. «Хотя требуются дальнейшие исследования, собранные на данный момент сведения подтверждают, что использование экспрессивного метода "пустого стула"… обнадеживает, во всяком случае при депрессии и для разрешения стойких негативных чувств к значимому другому» (Greenberg, Elliott & Lietaer, 1994, p. 529). Все эти исследования достаточно надежны и показывают ценность методов «двух стульев» и «пустого стула» для терапии.
За исключением Гринберга, нам неизвестны другие попытки систематического исследования гештальт-терапии. Мы также не осведомлены о том, проводится ли какая-либо работа по оценке эффективности гештальт-терапии в целом. Вероятно, если судить по работам Гринберга, такие исследования должны вскоре появиться.
Каково будущее гештальт-терапии? Как упоминалось ранее, в гештальт-терапии возник интерес к взаимоотношениям, который, скорее всего, сохранится. Несомненно, будут продолжены и расширены усилия по дополнению гештальтистской теории (например, Polster, 1992; Wheeler, 1991), а также усилия по совершенствованию и дополнению гештальт-терапии (см. Rice & Greenberg, 1992). Мы предсказываем сохранение интереса к гештальтистскому подходу. За последние 10-15 лет этот подход набрал хорошие темпы, институты продолжают готовить гештальт-терапевтов, периодически появляются гештальтистские публикации, предпринимаются попытки совершенствования терапии. Не столь популярная, как в 1960-1970-е гг., гештальт-терапия в настоящее время представляется более стабильной. Если судить о будущем по последним 10-15 годам, можно представить себе, что гештальт-терапия будет развиваться и дальше.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.